На следующий день с помощником командира бригады по строевой части я выехал в подразделения бригады. Здесь мы отработали план действий разведки вдоль левого берега Вислы, провели занятие на тему: «Организация боя ядра конных сотен с переправляющимися через Вислу передовыми частями противника». Мы осмотрели также офицерские и унтер-офицерские посты пограничников. Офицерскому посту обычно подчинялись два соседних унтер-офицерских. Расстояние между ними 6—11 километров. Инструкция обязывала офицера ежедневно проверять унтер-офицерские посты и результаты проверки записывать в особую книгу. Такую книгу я однажды видел в батарее. Книга была привязана к подоконнику шнуром и скреплена печатью штаба бригады. Когда я обратился за разъяснением к помощнику командира батареи, он простодушно ответил, что офицеры проявляют леность: заставляют солдат привозить на офицерский пост книгу, чтобы расписаться, а когда ее привязали к столу, то нашлись такие офицеры, которые приказывали привозить книгу со столом для собственноручной подписи об осмотре поста; теперь же, пояснил мой собеседник, решили прикрепить книгу к подоконнику в расчете, что его не выломают. Оригинальная выдумка!
Мне вспомнилось, как в Ташкенте разбиралось дело о пограничнике, который заснул на посту. Я тогда был дежурным по окружному военному суду. Защищавший пограничника молодой капитан, только что окончивший Военно-юридическую академию, просил суд разъяснить, когда же в течение суток часовой может отдохнуть. Он огласил инструкцию. В первом ее параграфе говорилось, что часовой обязан обходить границу денно и нощно, как можно чаще. В результате подсудимый был оправдан. Это и напомнила мне книга, привязанная шнуром к подоконнику. Неужели нельзя было придумать иной способ контроля офицеров?
Мой приезд к пограничникам внес разнообразие в их монотонную жизнь. На занятия собиралось 15–20 офицеров, которые старательно выполняли порученные им задания, изучали уставы и тактику.
Через некоторое время я вернулся в Сандомир, откуда проехал в экипаже вдоль Вислы к Завихосту. Было уже темно, когда я на рыбачьей лодке пересек Вислу и оказался на Закликовском пограничном посту. Отсюда верхом в сопровождении вестового поехал к следующему посту. Здесь картина охрана границы была уже иная. Расстояние между постами ночью достигало 100 метров, днем — 400–500 метров. Кроме того, во второй линии разъезжали конные патрули. В Германии и Австрии границу охраняли редкие жандармские посты, которые днем объезжали свои участки на велосипедах, а ночью иногда обходили их. Контрабанда шла к нам, а не к ним. Да, очевидно, и секретная разведка у них была организована лучше, чем у нас.
Проведя два занятия на правом берегу Вислы, я добрался до большака, идущего на Янув, и решил уже в экипаже через Янув и Красник добраться до Люблина, чтобы затем по железной дороге вернуться в Ченстохов, где меня ждало много дел.
1913 году началась работа по переходу на новое мобилизационное расписание. Для частей 14-й кавалерийской дивизии этот переход вносил очень мало изменений, но все же приходилось самому на машинке делать выписки для полков из присланных штабом округа ведомостей и рассылать их исполнителям. Я подготовил также распоряжение о порядке распределения в полках топографических карт, о выдаче офицерам необходимой документации для хранения в полевой сумке, в кобурах седла, во вьюке офицерской лошади. Мы дали указания полкам, что они должны возить в двуколке полка обоза 1-го разряда и в обозе 2-го разряда. Эта кропотливая работа завершилась успешно.
Обучение молодых солдат и старших возрастов шло по установленной программе.
Русская кавалерия в 1912 году получила хороший кавалерийский устав, в котором и конный, и пеший бои признавались равноценными. Орановский учил дивизию комбинированным действиям. Это диктовалось необходимостью подготовки ее к будущей войне.
Началась работа по проведению в жизнь большой военной программы, по которой дивизия должна была сформировать кавалерийский полк. Она готовилась к приему людей и лошадей. В штаб дивизии приходили документы на ежегодный контингент молодых лошадей для полков. В каждом полку была своя масть. Драгуны сидели на рыжих конях, уланы на гнедых, а гусары большей частью на серых, но за недостатком коней этой масти поступали и караковые кони, которые в полку сосредоточивались в последнем, 6-м эскадроне.
По кавалерийским преданиям и приметам, самой крепкой породой были гнедые кони, затем шли рыжие, слабыми считались серые и караковые. Так было и у нас. Самый лучший конский состав был в 14-м уланском полку и самый слабый — в гусарском. Казаки были преимущественно на своих гнедых дончаках. Поступали кони и для офицеров. Их закупали на государственных и частных заводах, в том числе и в Польше, особенно в Люблинской губернии.
Распорядок моего служебного дня складывался следующим образом: в 8 часов утра я сидел уже верхом на коне и до 9 часов утра ездил в манеже или в поле.
Для лучшего чтения карты Орановский посоветовал мне практиковать следующий метод. Перед выездом в поле я по карте намечал себе маршрут, изучал его, запоминал местные приметы, а затем без карты выезжал в поле и ехал по памяти. Благодаря таким упражнениям я развил свою топографическую память и по карте мог легко представить себе местность. Впоследствии при службе в высших штабах это мне очень пригодилось.
В 9 часов утра начиналась канцелярская работа, продолжавшаяся до 17 часов. Затем я шел домой обедать и с 20 часов или приходил в штаб дивизии для вечерних занятий по совершенно секретной и секретной переписке, или сидел дома, занимаясь отчетными работами, или читал газеты и журналы.