Воспоминания о службе - Страница 37

Офицерское собрание батальона было небольшое, и в нем устраивались маленькие торжественные обеды и ужины, а также раз в месяц семейные вечера. Батальонное собрание было, так сказать, подсобным, так как работало не ежедневно. Для ежедневного времяпрепровождения было общегарнизонное собрание. Оно имело большой зал для танцев, комнату для чтения газет и журналов, бильярдную и, наконец, постоянно действующую столовую. Собрание было открыто с 11 часов утра до 2 часов ночи. Ежедневно по собранию дежурил старший ротный командир или штаб-офицер по наряду коменданта города. Библиотека в этом собрании была посредственной, хуже нашей батальонной. В собрание допускались генералы, офицеры, военные чиновники с семьями и гости по рекомендации.

Городской театр был плох, поэтому заезжавшие в Ташкент драматические труппы или оперетка, а также отдельные дебютанты обыкновенно играли на сцене военного собрания или на сцене общественного собрания.

Посещение собрания, хотя вход был и бесплатный, всегда было связано, однако, с расходом карманных денег, поэтому молодой офицер не часто мог доставить себе удовольствие побывать в нем. Общественное городское собрание посещалось совсем редко, так как требовалась рекомендация гражданских членов клуба, а знакомств в этой среде у военных было мало.

Собирались молодые офицеры у кого-либо из товарищей.

Азартных игр у нас почему-то не было, лишь отдельные офицеры играли в них в общественном или под сурдинку в военном собрании.

Я частенько сидел дома и читал. Но от общества отставать также было нельзя, поэтому посещал вечера и в своем собрании, и в гарнизонном, танцуя и слегка ухаживая за молодыми девицами и дамами. По неписаному обычаю, за дамами своего батальона мы, молодежь, никогда не ухаживали, и это спасало батальон от разных неприятных случаев. Имея знакомство в кругах полусвета, молодежь изредка заглядывала во второразрядный кафешантан.

15 апреля 1904 года мы выступили в лагерь под селом Троицкое, в 35 верстах к северу от Ташкента. Лагерь был постоянный, расположенный тылом к большому арыку (каналу) Зах-арык. Через расположение лагеря проходил Ханум-арык (по преданию, вырытый женщинами). Лагерь утопал в зелени, преобладала акация, которая хорошо росла в степных условиях.

Роты размещались в лагерных бараках, построенных из сырцового кирпича и самана (солома, перемешанная с глиной). Внутри барака устроены нары, на роту полагалось два барака.

Дальше на Ханум-арыке располагались кухни, а в промежутке между Ханум- и Зах-арыками — большой офицерский барак на 24 комнаты, построенный из каркаса, обложенного саманом, с террасами и общей столовой посередине. Рядом был расположен особый барак для командира батальона, кухня офицерской столовой и барак для денщиков. Кругом бараков зелень, цветы и две чахлые березки, не привившиеся в среднеазиатском климате. Наш батальон стоял на правом фланге, а дальше к югу шли по очереди остальные стрелковые батальоны, два резервных батальона, казаки и, наконец, бригада артиллерии. Посреди лагеря на высоте, против казачьих лагерей был построен особый барак для корпусного командира. Стрельбище было вправо от нас в двух километрах, а за ним начинались уже горы.

За передней линейкой лагеря были инженерные городки, построенные батальонами, и здесь же проводились тактические занятия.

Саперные батальоны (1-й и 2-й Туркестанские) стояли особым лагерем в семи верстах от Ташкента.

Сильная жара, когда уже в 7 часов утра термометр показывал 35, а к 3 часам 50 градусов по Реомюру, вынуждала менять распорядок дня. Занятия проводились утром и вечером. Подъем был в 5, и первый выстрел на стрельбище — в 6 утра. Возвращались со стрельбы к 10, самое позднее к 12 часам. До 5.30 дня был обед и отдых, и только затем до 7 часов вечера роты вели занятия. В 8 вечера перекличка и затем отбой.

Все офицеры столовались вместе. Утром чай, в 12 часов обед, главным образом вегетарианский, и только в 8 часов вечера, когда спадала жара, за ужином ели мясо.

До 11 или 12 часов мы играли в карты или занимались чтением.

Поездки в город разрешались с 12 часов дня в субботу и на воскресенье, и то уезжала только половина офицеров, а остальные оставались в лагере. Таким образом, в городе бывали не больше двух раз в месяц, да мы, холостые, особенно и не стремились уехать, устраивая по праздникам прогулки на большую речку Чирчик или же просто отлеживались от трудной недели.

Главный упор на занятиях делался на стрельбу. Каждый батальон стремился быть лучшим, в батальонах состязались роты, в ротах — взводы.

В начале сентября нам должен был производить смотр по стрелковому делу приехавший из Петербурга генерал. Экзамен очень важный, так как результаты шли в приказ по военному ведомству. На смотр полагалось представить возможно большее число стрелков, отозвав и находившихся в денщиках.

Наступил день смотра. Батальон был выстроен на стрельбище, приехал инспектирующий генерал, поздоровался, вызвал вперед ротных командиров и предложил тянуть билетики — кому какое упражнение стрелять. На долю нашей роты досталась стрельба по 12-фигурной мишени в рост одиночным огнем из положения лежа с упора на дистанцию 1400 шагов. Стрельба была сложная: нужно было следить за ветром и в соответствии с ним выносить точку прицеливания, целясь даже не под мишень, а на две или четыре фигуры вправо от мишени, так как ветер дул справа.

Дошла очередь стрелять нашей роте. Запретив унтер-офицерам вмешиваться в дело, дабы не нервировать стрелков, я и ротный командир давали точки прицеливания и наблюдали за каждым выстрелом. Рота дала сверхотличный результат. Нечего и говорить, как рады были все в роте, а особенно капитан Федоров. Сверхотлично стрелял и весь батальон, заняв по стрельбе первое место в лагере. Солдаты получили по белой булке и увеличение порции мяса на обед.