Воспоминания о службе - Страница 58

Этим и закончилось наше представление. Николай II ушел, нам предложили позавтракать в соседних комнатах. Выпив по рюмке водки и немного закусив, мы поспешили вернуться в Петергоф, а затем и в Петербург. Ни у кого не было желания задерживаться во дворце. Больше я уже Николая II с его бесцветными, ничего не выражающими глазами не видел.

Гораздо оживленнее и веселее прошел наш товарищеский ужин в академии. Начальство академии и преподавательский состав приглашались уже по выбору. На ужине было шумно и весело. Все мирно разошлись, не зная, что, может быть, видимся с некоторыми в последний раз.

3 июня 1910 года приказом по Генеральному штабу я был причислен к Генеральному штабу и откомандирован в штаб Туркестанского военного округа. По окончании академии нам выдавалось пособие в 1300 рублей на первоначальное обзаведение лошадью со всей принадлежностью. Кроме того, разрешался двухнедельный отпуск, 5 июня я уехал к своим родителям в Белебей.

Что же дала, в конечном счете, мне академия? Нет сомнения, что она расширила теоретический кругозор, напитала знаниями, которые нужно было как следует еще переварить, а самое главное, найти применение им в жизни.

Профессор Данилов не раз говорил нам с кафедры, что настоящая учеба начнется после окончания академии, и тот, кто остановится на тех знаниях, которые он вынес из академии, безвозвратно отстанет. Академия привила мне любовь к военной истории, научила извлекать из нее выводы на будущее. К истории я вообще всегда тяготел — она была ярким светильником на моем пути. Необходимо было и дальше продолжать этот кладезь мудрости.

Что же касается практической подготовки к службе в Генеральном штабе, то здесь мы получили не очень много. Групповые упражнения развивали тактическое мышление, но такого рода занятий, как военная игра, у нас и в помине не было. Между тем с этим мы столкнулись с первых же шагов своей работы и в войсках, и в штабах. Метода проведения военных игр, метода свободного творчества в них академия не раскрыла своим адептам. Короче говоря, мы были выпущены в жизнь больше теоретиками, чем практиками. От нас самих уже зависело сделаться практиками. Но академия приучила нас к напряженной работе и к выполнению работы в указанный срок.

Время учения в академии падало на годы, когда в русской армии еще не было вполне устоявшихся взглядов на тактику. После поражения в русско-японской войне военная мысль офицеров русской армии была в процессе брожения, но мы стояли уже на той дороге, которая потом нашла отражение в Полевом уставе 1912 года. Мы были поклонниками смелой, наступательной тактики. Я говорю о своем выпуске и отнюдь не хочу этого приписать всему офицерству русской армии, в особенности ее генералам.

Итак, впереди открывалась новая, более широкая дорога, и нужно было только не сворачивать с нее.

КОМАНДОВАНИЕ РОТОЙ

Пробыв около двух недель в доме стариков родителей, я выехал в Ташкент. За Оренбургом нахлынули воспоминания о том времени, когда я почти три года тому назад, юнцом, ехал держать вступительный экзамен в академию.

Ныне, уже прошедший горнило учебы, я возвращался снова в Туркестанский военный округ. На его северных границах, на старом Аральском море стояла жара. Палящее солнце, переносные пески, духота в вагоне — все говорило путешественникам, что они въехали в Среднюю Азию. Правда, этих «путешественников» в вагоне было очень мало, что позволяло нам, запершись в купе, отсиживаться днем чуть ли не в костюме Адама и лишь по вечерам сходиться в коридоре для обычных дорожных разговоров.

Но вот и станция Келес. Знакомые дувалы, сады, арыки, кругом яркая южная зелень и горячее солнце.

Утром 23 июня 1910 года на станции Ташкент я обнимал своего товарища по академии штабс-капитана Филаретова. Он повез меня к себе на квартиру: в Ташкенте по-прежнему не было приличных гостиниц. Филаретов жил у своего брата в небольшом домике с садом на Пушкинской улице. Гостеприимные хозяева предоставили мне небольшую комнату и уговорили жить с ними, пока я не подыщу себе квартиру. Филаретова не причислили к Генеральному штабу, но откомандировали в распоряжение штаба Туркестанского военного округа. В 9 часов утра 25 июня мы направились в окружной штаб и явились к старшему адъютанту отчетного отделения, вернее, исполняющему его обязанности, капитану Генерального штаба Роту. Отчетное отделение ведало учебой войск, службой Генерального штаба, личным составом Генерального штаба, полевыми поездками, рекогносцировками и маневрами. Почему оно называлось «отчетное» — трудно сказать, единственно разве потому, что составляло отчеты по объему его деятельности. По своей значимости в штабе Туркестанского военного округа оно должно было иметь больший удельный вес, чем ему принадлежал в действительности и чего я впоследствии не наблюдал в штабе Варшавского военного округа. Рот, коренной офицер Туркестанской артиллерийской бригады, окончивший академию три года назад, принял нас с начальнически-покровительственным видом. Предложив нам подать рапорт о прибытии, он представил нас исполняющему обязанности генерал-квартирмейстера штаба округа полковнику Одишелидзе. Средних лет полковник Генерального штаба с орденом Георгия 4-й степени за Русско- японскую войну — Одишелидзе производил впечатление умного и решительного человека. Впоследствии он был начальником штаба Туркестанского военного округа, а в мировую войну — начальником штаба 1-й армии. Представление наше Одишелидзе ограничилось банальными рапортами и пожатием рук. Затем в сопровождении Рота мы прошли в кабинет начальника штаба округа генерала Глинского. Худой, высокого роста, старый генерал своим мягким обращением производил приятное впечатление. Сам только что вступивший в должность начальника штаба округа, Глинский положился на Рота и утвердил его доклад, оставив нас прикомандированными к отчетному отделению штаба округа.