Воспоминания о службе - Страница 55

Приближалось время моего доклада. Продумывая операцию, я обратил внимание, что Драгомировская 14-я пехотная дивизия при наступлении на Сандепу все время сбивалась с направления, уходила южнее и попадала под фланговый огонь японцев. Я заинтересовался этим и разыскал среди слушателей младшего курса участника боя — офицера одного из полков этой дивизии. На мой вопрос, почему так происходило, он ответил, что из-за тумана наступали по компасу и карте, и обещал принести карту. Когда я сличил эту карту, изданную штабом главнокомандующего маньчжурских армий, с позднее вышедшими, оказалось, что она составлена неверно — Сандепу указано южнее, чем было в действительности.

На доклад мы должны были приходить в мундирах с погонами (но не с эполетами), чем пользовались кавалеристы, производя впечатление своей формой на таких конников, как профессор Елчанинов.

Данилов отчеркнул мне доложить о действиях 8-го армейского корпуса под Сандепу. В назначенный для меня день доклада я за час был в аудитории, развесил схемы, повесил и карту, взятую у участника боев, и приготовился к докладу, ожидая прихода комиссии. Наконец она появилась. В комиссию входили начальник академии Щербачев, профессор Данилов и какой-то полковник из Генерального штаба, фамилию которого сейчас не помню. 46 минут занял доклад. Профессор Данилов предложил мне модный по тем временам вопрос: где был резерв маневренный и резерв старшего начальника (для парирования случайностей)? Я ответил, что маневренным резервом (для развития успеха) был 1-й Сибирский корпус, чем удовлетворил Данилова. Никто, конечно, не подозревал, что мне приходилось докладывать о своих однополчанах — генералах Куропаткине и Гриппенберге.

Младший оппонент признал мою работу отличной. Данилов присоединился к нему. Щербачев присоединился к обоим. Нашлись лишь маленькие шероховатости в конспекте, больше редакционного характера. Комиссия ушла для выставления балла, а мы все собрались перед комнатой, где они заседали. Ожидали недолго. Вышел Данилов и объявил, что комиссия оценила мой доклад в 11 баллов. Нечего и говорить, что по русско-японской войне, да еще у «рыжего» Данилова получить 11 баллов было достижением. Товарищи поздравили меня, и я, довольный, вернулся домой.

Вскоре закончились доклады по исторической тематике, и предстояло разбирать темы докладов по теории военного искусства. Обычным порядком в аудитории собрался весь курс, пришел начальник академии, начальник учебной части полковник Баиов. Он разложил на столе билеты и начал вызывать по алфавиту слушателей. Я вытащил тему «Подход к полю сражения и усиленная разведка на основании Бородино и Вафангоу» — руководитель полковник Беляев, оппонент — полковник Добрынин. Когда тянули билеты, я заметил, что большинство слушателей вытаскивали темы к «снисходительным» профессорам, особенно гвардейцы. Выйдя в коридор после окончания разборки тем, я попечалился на судьбу своему товарищу туркестанцу Филаретову, что вторую тему приходится защищать снова у «строгого» профессора. Филаретов, смеясь, спросил меня, какой билет я тянул. «Как какой? — удивился я. — Тянул вообще билет, который лежал на столе». — «Эх ты, простота. Не нужно было тянуть билеты, которые сильно пробиты на машинке, так что на обратной стороне чуть не вываливались буквы». И продемонстрировал свой билет, на котором следов букв не было, — это была тема «снисходительного» профессора. Оказывается, особое сообщество, состоявшее главным образом из гвардейцев и некоторых близких им армейцев, договорилось за плату с писарями учебной части, печатавшими на машинке билеты, пробивать темы «строгих» профессоров — Данилова, Беляева, Незнамова — так, чтобы остались следы на противоположной стороне. Член «сообщества», подходя к столу, тянул непробитый билет, а мы, по неведению, тянули первый попавшийся. Стыдно и досадно было за такое мелкое жульничество, которое, правда, ни Кульневу, ни Филаретову пользы не принесло.

Начал работать над второй темой. В списке литературы по Бородино я приводил французские книги, а из русских — Богдановича, Михайловского-Данилевского. Беляев утвердил список, не дополнив его.

Тема, по существу, была простая. Французы подходили к Бородино компактной массой в трех колоннах и затем выставляли боевой порядок. Японцы же на подходе развертывали боевой порядок и вели его в глубоких (бригадных) колоннах к полю сражения. Если под Бородино Наполеон сам производил рекогносцировку позиции русских, то под Вафангоу такая разведка выполнялась авангардами колонн, а затем их донесения сводились в штабе. Вот на основании этих примеров и нужно было вывести современную теорию подхода к полю сражения и усиленной разведки. Представленный Беляеву конспект получил утверждение с приказанием доложить всю тему.

Во время доклада наших вторых тем в академии произошло чрезвычайное событие. Однажды в аудитории появился вместе с начальником академии военный агент германской армии (немцы, как правило, не допускали в свою академию никого из посторонних). Военный агент попал на доклад Гарфа на тему «Что внесла нового в довольствие войск русско-японская война». Тема была Янушкевича, и поэтому оппонентом был он. Вторым — генерал Гулевич, командир лейб-гвардии Преображенского полка. Янушкевич на старшем курсе читал нам о довольствии войск в Русско-японскую войну. Гарф в своем докладе все это тщательно воспроизвел и доложил. Янушкевич в своем заключении нашел доклад отличным. Стыдно было нам, сидевшим в аудитории, что доклад совершенно не отвечал теме. Нельзя было рассчитывать, чтобы офицер германского генерального штаба этого не понял. Выручил Гулевич. Он спокойно взял со стола конспект Гарфа, прочитал название темы и затем резюмировал: «Таким образом, ваш доклад написан не на тему. Как довольствовались войска в русско-японскую войну, вы доложили хорошо, но сама тема требовала от вас другого, и поэтому я признаю ваш доклад только удовлетворительным». Щербачев решил поправить дело (отец Гарфа был начальником Главного управления казачьих войск) и признал доклад хорошим, принимая во внимание его прежние работы. Гарф получил, насколько мне не изменяет память, 10,5 балла. Но военный агент, наверное, сделал соответствующий вывод, в особенности об Янушкевиче, будущем начальнике Генерального штаба.