Отвлеченный учебной командой, я не мог весной 1908 года подготовиться к экзамену для поступления в Академию Генерального штаба. Осенью 1908 года после демобилизации маньчжурских армий в батальон вернулись и командированные на войну три офицера: подполковник Смирнов (произведенный на войне) и штабс-капитаны Фенин и Акимов. Тогда я обратился к полковнику Бердяеву с просьбой освободить меня от должности начальника учебной команды, чтобы начать подготовку к экзаменам. 27 октября 1906 года я сдал учебную команду старшему в батальоне штабс-капитану Фенину и вернулся в 1-ю роту командиром полуроты. Приказом по военному ведомству от 20 ноября 1908 года меня произвели в поручики со старшинством с 10 августа, т. е. с момента выслуги мною трех лет в чине подпоручика. 1-ю роту вместо кончившего годичное командование ротой Генерального штаба капитана Черкасова принял для такого же цензового командования состоявший для особых поручений при командующем войсками подполковник Белов. Занимая долгое время штабные должности, он оторвался от строя, и мне приходилось ему много помогать.
Белов состоял при опальном великом князе Николае Константиновиче. С возвращением князя в Ташкент в середине 1907 года Белов снова вернулся к исполнению должности при этой оригинальной фигуре из дома Романовых.
Рассказы Белова, да и других позволяют сказать несколько слов о великом князе, об этом «бунтаре». В Ташкенте он находился в ссылке, под надзором туркестанского генерал- губернатора. Признанный помешанным, Николай Константинович был настолько под опекой, что без согласия генерал-губернатора не расходовал, пожалуй, и карманных денег.
Предание гласило, что в молодости Николай Константинович прилежно учился и первым из всех великих князей прослушал курс Академии Генерального штаба, где и был занесен как окончивший курс с малой золотой медалью на мраморную доску. Видя такое рвение к учебе, все великие князья подсмеивались над ним и называли его не иначе, как «будущий Мольтке».
Однажды в театре, входя в царскую ложу, Николай Константинович встретил Александра III, бывшего еще тогда наследником, который и бросил ему фразу: «Здравствуй, Мольтке», на что Николай Константинович ответил: «Лучше быть Мольтке, чем случайным дураком на троне», намекая этим на то, что Александр III оказался наследником только вследствие смерти своего старшего брага Николая. Произошел, что называется, «семейный скандал». Влетело, конечно, не «дураку на троне», а Николаю Константиновичу, который и запил. К тому же он ухаживал за какой-то дамой, требовавшей больших расходов.
Недолго думая, Николай Константинович украл у матери икону, на ризе которой были бриллианты, и затем все это обратил в деньги. Дело вскрылось, и признанный «семейным судом» ненормальным, князь был уволен из военной службы и сослан в Оренбург. В Оренбурге он вытворял различные чудачества…
В конце октября 1906 года полковник Бердяев получил назначение командиром 5-го стрелкового полка, стоявшего в Польше. С большой сердечностью и сожалением мы проводили уважаемого всеми командира к месту его новой службы. Вместо него командиром батальона был назначен из европейской части России один из помощников командира полка по строевой части, фамилию которого я забыл, настолько он был ничтожен.
С января 1907 года я мог приняться за подготовку к экзаменам в Академию Генерального штаба. Экзамены проводились по тактике, строевым уставам всех родов войск, артиллерии, инженерным войскам, по математике за полный курс реального училища (арифметике, алгебре, геометрии и тригонометрии), по всеобщей и русской истории, географии (по немым картам), по русскому языку (диктант и сочинение), немецкому и французскому языкам и, наконец, по верховой езде. Необходимо было много возобновить в памяти из того, что за время, прошедшее с окончания реального училища в 1900 году, основательно забылось. Приходилось нести службу, поддерживать товарищеские отношения. Для подготовки оставалась лишь ночь. Поэтому я распределил свое время так: придя с утренних занятий и пообедав, я ложился спать и спал часов до 7 вечера, а потом до 5 часов утра готовился к экзаменам. Поспав с 5 до 8 утра, шел на утренние занятия. Пришлось превратиться в затворника.
За всю историю батальона, начиная с 1865 года, я был третьим, кто направлял свои стопы в академию. Первым кончил ее Куропаткин, вторым в 1906 году поступил поручик Руднев, окончивший ее в 1908 году по второму разряду. Третьим безумцем был я. Из всех частей округа, желающих поступить в академию, оказалось только пять человек: два командира стрелковых батальонов, один — резервного пехотного батальона и два артиллериста.
Подав рапорт о желании поступить в Академию Генерального штаба, я стал готовиться прежде всего к окружным испытаниям, которые проводились в начале мая. Испытания эти состояли из решения тактической задачи с приложением объяснительной записки и приказа, сочинения по русскому языку и верховой езды.
Темы по первым двум предметам присылались из академии так же, как и бумага, причем на первом листе бумаги имелся отрывной клапан. На этом клапане и на самом листе бумаги были поставлены идентичные номера. На клапане писались имя, фамилия, воинская часть, ставилась подпись. Текст экзаменационной работы не подписывался. Производящий экзамен в присутствии экзаменующегося отрывал клапан и вкладывал в специальный конверт, прочие же листы бумаги — в другой. Оба конверта опечатывались и отправлялись в академию. Конверт с клапанами хранился у начальника учебной части, а тексты раздавались для оценки преподавателям, которым не были известны фамилии экзаменующихся. После того как работа была оценена преподавателем, в учебной части к ней приклеивался клапан с соответствующим номером, и тогда выяснялось, кто допускается к экзаменам в Петербурге, кто нет.