Воспоминания о службе - Страница 39

НАЧАЛЬНИК УЧЕБНОЙ КОМАНДЫ БАТАЛЬОНА И ПОДГОТОВКА В АКАДЕМИЮ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА

Не только Русско-японская война волновала в то время Россию. В стране не прекращались стачки рабочих и крестьянские волнения. Я должен придерживаться той оценки внутреннего положения России, каким оно рисовалось мне в те времена. Из газет, выходивших под цензурным гнетом, многого почерпнуть было нельзя, а из других каналов до меня доходили отрывочные сведения.

Еще летом 1903 года я узнал о расстреле войсками на моей родине в Златоусте рабочих, собравшихся на площади перед заводом и домом горного начальника, чтобы предъявить свои требования.

Осенью 1903 года я уехал в Туркестан, где в 1904 году было сравнительно спокойно. В казармах — ни прокламаций, ни каких- либо выступлений. Правда, в беседах солдаты, особенно из крестьян, не раз говорили о нехватке земли, о малом душевом наделе.

Из журналов я любил читать «Мир божий» и «Журнал для всех», в которых в отличие от прочих «толстых» журналов давались хорошие политические обозрения. «Журнал для всех» — дешевый журнал, рассчитанный на массового читателя, был либерального направления. Попадались в этих журналах и статьи о социал-демократическом учении и движении главным образом за границей.

Когда я жил еще в Самарканде, произошло «кровавое воскресенье» 9 января 1905 года, которое нашло отклик и в офицерской среде. Подробности этого великой важности события в таком отдаленном городке, как Самарканд, были неизвестны, но стрельба войск по шедшим с иконами рабочим была таким происшествием, которое заронило сомнение в правильности принятых правительством мер не в одну офицерскую душу. Разговоров, во всяком случае, было много.

Окончив неполный курс в фехтовальной школе, 26 января 1905 года я вернулся в свой батальон. На следующий день представился командиру батальона полковнику Бердяеву. Он объявил, что назначает меня начальником учебной команды. Я был поражен таким назначением: обычно учебной командой ведал офицер, уже прослуживший достаточно долго в батальоне и имевший чин штабс-капитана, так как начальник учебной команды пользовался правами ротного командира и являлся прямым кандидатом в ротные. Я должен был заменить старого штабс-капитана Маковецкого, который уходил в Ташкентский кадетский корпус на должность воспитателя. Новое назначение ошеломило меня, о чем я и заявил полковнику Бердяеву. Он, однако, посмотрел на это иначе и откровенно сказал, что нужно выдвигать молодых. Приказом по батальону от 31 января 1905 года я был назначен исполняющим должность начальника учебной команды.

Учебная команда не имела своего постоянного штата, за исключением начальника команды, фельдфебеля и двух взводных унтер-офицеров. Постоянный состав команды, как унтер-офицеры отделений, так и рядовые, подготовлявшиеся на унтер-офицерские должности, отбирался из рот и оставался в их списках. Учебная команда готовила унтер-офицеров не только для своего батальона, но и для других мелких частей гарнизона, поэтому в команде, не считая начальствующего унтер-офицерского состава, было от 60 до 70 человек, т. е. больше потребности рот.

Хотя каждый ротный командир сам отбирал кандидатов в учебную команду, так как по окончании ее они к нему же и возвращались, тем не менее начальник команды тоже участвовал в отборе. Отобранные кандидаты держали особый экзамен перед комиссией, назначенной командиром батальона и состоявшей из его помощника по строевой части, двух ротных командиров и начальника учебной команды. После отбора кандидаты приказом по батальону зачислялись в учебную команду, но на всех видах довольствия продолжали оставаться в ротах.

Программа обучения в учебной команде была предписана военным ведомством, нужно было только применять ее к местным условиям. Много времени, особенно летом, уделялось инструкторским занятиям, т. е. практической подготовке будущих унтер-офицеров к обучению молодых солдат. Особое внимание обращалось на обучение стрельбе.

Метод воспитания моего бывшего полуротного командира штабс-капитана Бауэра я перенес в учебную команду, сдерживая ротных в наложении взысканий за проступки унтер-офицеров и своего помощника. Я убеждал будущих унтер-офицеров, что отправление их под арест несовместимо со званием начальника, и склонен был ходатайствовать об отчислении трудновоспитуемых в роту, чем о наказании арестом на гауптвахте. До осени 1905 года я не менял унтер-офицерский состав команды. Но с осени заменил и фельдфебеля, и обоих взводных унтер-офицеров. Фельдфебелем я просил утвердить взводного унтер-офицера 1-й роты А.И. Заботкина. Командир роты согласился. Бывший азовский рыбак, человек смелый и энергичный, Афанасий Иванович Заботкин сделался отличным фельдфебелем. Крутой по нраву, но справедливый в своих требованиях, Заботкин держал в руках всю команду и в то же время пользовался любовью всех. Система Бауэра с обязательным докладом предварительно о всех происшествиях в команде пришлась ему по душе. Он был врагом всяких чрезмерных взысканий и завел в команде нечто вроде товарищеского суда чести, где сами рядовые обсуждали проступки товарищей и налагали свои взыскания. Когда осенью 1906 года Заботкин уходил в запас, команда преподнесла ему почетную шашку, а от меня и моего помощника он получил в награду серебряные часы известной фирмы Буре.

Весенний смотр учебной команды прошел хорошо, и я, окрыленный успехами, увереннее стал вести обучение.

В январе 1905 года спешно уехал на Дальний Восток корпусной командир Церпицкий, принявший там 10-й армейский корпус от оказавшегося неспособным генерала Случевского. Церпицкий не лучше командовал корпусом под Мукденом. Человек большой личной храбрости, он мог командовать самое большее ротой, где эта храбрость могла заменить все остальные качества, требующиеся от начальника в усложнившихся условиях боя. Его временно заменил в Ташкенте начальник казачьей дивизии генерал Шпицберг, пожилой, спокойный и рассудительный человек.