Воспоминания о службе - Страница 16

Весной, обычно за неделю до праздника Троицы, на одной из площадей города часов с 5 вечера девушки водили хоровод, а молодые парни образовывали круг и боролись. Начинались состязания в борьбе — сначала выступали подростки, юноши, затем люди старшего возраста. Неделя борьбы была тренировкой, в ходе которой выявлялись силы и устанавливался порядок очередных состязаний. Неписаное правило гласило, что если меня победил противник, то в следующий раз я уже не мог выступать против него. Таким образом, производился естественный отбор борцов. Хотя начальство и запрещало нам участвовать в состязаниях, однако, сняв свои мундиры, мы принимали в них горячее участие.

В Троицын день деревенская молодежь приходила в город, и вечером состязания в борьбе проходили между городом и деревней, причем последний борец, которого уже никто не мог побороть, на целый год считался победителем в соревновании.

…Отец в 1894 году заведовал складом на винокуренном заводе Злоказова. Начались недоразумения между отцом и бывшим хозяином Ф. А. Злоказовым. Отец был вынужден уйти с завода. В начале 1896 года он переехал в Златоуст в собственный дом.

Отцу не долго пришлось оставаться без работы. Ему предложили место заведующего винным складом на Симском заводе Уфимской губернии. Отец порвал дружбу со Злоказовым, не встречался с ним до своей смерти. Мать сдержанно отвечала на письма жены Злоказова, с которой долгое время до этого была в приятельских отношениях.

Осенью 1912 года, когда отец, будучи в отставке, доживал в Златоусте свои дни, мать получила от жены Злоказова телеграмму: Федор Алексеевич сильно болен и просит отца приехать повидаться, может быть, в последний раз. На это мать ответила, что мой отец уже не встает с постели. Через несколько дней отец умер.

Так почти одновременно умерли когда-то бывшие друзья, проработавшие вместе 25 лет.

Весной 1896 года меня перевели в 4-й класс, а брата — во 2-й. Лето мы провели в Златоусте — мать еще не переезжала на Симский завод. Мне было 14 лет, и я не одну зиму жил уже вполне самостоятельно. Сам вносил плату в училище за себя и за брата, расплачивался за квартиру, следил за чистотой одежды и т. д. Я глубже осознал необходимость в учении. Без него нельзя было пробить себе дорогу в жизни.

ОКОНЧАНИЕ РЕАЛЬНОГО УЧИЛИЩА

Учебе я стал уделять больше внимания. Основной упор в нашей программе делался на алгебру, геометрию, тригонометрию. Физика и химия изучались по расширенной программе с большим количеством опытов в хорошо устроенной и оборудованной лаборатории.

Изучение грамматики русского языка мы сочетали с изучением русской литературы, писали сочинения в классах и дома. В 4-м классе нам преподавали древнеславянский язык. К нему я относился с вниманием и любовью. Курс русской истории изучали по Иловайскому — учебнику монархическому, содержащему много сказок и прославляющему самодержавие. Изучали два иностранных языка (немецкий и французский). Закон Божий нам преподносили во всех шести классах, в его программу включались Евангелие, краткий курс служб, катехизис в истории церкви.

В первых трех классах мы изучали и военное дело, вернее гимнастику и строй. На строевых занятиях пользовались деревянными ружьями, а в старших классах ограничивались только гимнастикой. Руководил занятиями по военному делу фельдфебель местной команды уездного воинского начальника.

Наш преподавательский состав был обычный, уездного масштаба. Лучших преподавателей — таких, как инспектор классов Смирнов, преподаватель русского языка и словесности, — перевели в Пермь, в реальное училище. Конечно, каждый более знающий и опытный педагог стремился уйти или в губернский город, или в столицу.

Мы имели возможность встречаться с девушками, которые учились в женской гимназии. Хотя учились раздельно, знакомства заводились часто. В 6 часов вечера главная улица пустела, и гимназистки, сопровождаемые учениками, расходились по домам. Те из наших учеников, родители которых жили в Красноуфимске, устраивали вечера с танцами, приглашая знакомых гимназисток и своих товарищей. Мы же, живущие на квартирах, не могли выходить на улицу после 6 часов. Как старший по квартире, я обязан был следить за соблюдением распорядка дня. У меня хранился журнал, в котором отмечались все замечания преподавателя, наблюдавшего за нашей квартирой.

Трое нас, старшеклассников, получали приглашения на вечера в дома знакомых товарищей или гимназисток, живших в своих семьях. Но как же уйти после 6 часов вечера из квартиры, чтобы не заметила хозяйка? Выход нашли такой: около 10 часов вечера поверх парадных курток мы надевали ночные рубашки, проходили на крыльцо, будто в уборную, а затем одевались в шубы и незаметно для хозяйки уходили через парадную дверь, от которой у нас был второй ключ. В час или два ночи мы возвращались обратно. Однажды, когда мы, любезно распрощавшись с друзьями, пришли домой, я заметил, что журнал лежит не на месте. Погода в тот вечер была отвратительная: бушевал буран. Надзиратель за нашей квартирой болел, не мог появиться в училище. Все, казалось, говорило о том, что наш поход в гости должен сойти благополучно. Однако, когда я развернул журнал, то в нем значилось: в 1 час 30 минут ночи преподаватель посетил квартиру. Как потом выяснилось, хозяйка каким-то образом проследила за нами и побежала доложить об этом больному преподавателю, заставив ею лично убедиться в совершенном нами проступке. До сих пор нас считали учениками отличного поведения. Я не пил, не курил, вел себя тихо и скромно. На следующий день нас поодиночке вызвали на допрос сначала к инспектору, а затем к директору. Все мы не скрыли, что были в гостях, но на вопрос, у кого, я решительно отказался отвечать. На педагогическом совете обсуждался наш проступок, решение педсовета гласило: 1) всех, кто совершил проступок, в течение шести дней оставлять после занятий в классе на 4 часа; 2) предложить родителям Шапошникова устроить своего сына в пансион под строгий надзор начальства или взять из училища; 3) поставить всем провинившимся тройки за поведение.