Воспоминания о службе - Страница 13

Таким образом, первые мои шаги в жизни радовали родственников, позволяли им надеяться, что из меня может выйти образованный, «светский» молодой человек. Впоследствии же все получилось наоборот.

…В родном доме я появлялся лишь на рождественские каникулы, а затем проводил в нем два летних месяца. На Рождество приезжал только на третий день: тогда в Златоусте, в здании общественного собрания, устраивалась елка… В 1931 году, уже командуя войсками Приволжского военного округа, я приехал в Златоуст. Заехал в городской Совет, чтобы договориться о расквартировании вновь формируемых частей Красной Армии. И сколь велико было мое изумление, когда я, перешагнув порог горсовета, убедился, что он размещен в доме бывшего общественного собрания. Побывал и в том зале, где когда-то мальчиком я бегал вокруг елки.

Как и многие другие мальчики, в детстве я увлекался военными играми. В памяти старших людей были воспоминания о Русско-турецкой войне 1877–1878 годов. И в углу моей комнаты висели лубочные картины и портреты героев этой войны.

Наш дом посещал довольно пожилой полковник — воинский начальник Златоуста. Он приезжал к нам в праздники с визитом в полной парадной форме, с шашкой. Я считал своим долгом также наносить визиты полковнику. Надевал новый костюм, у старшего дяди выпрашивал охотничий кинжал (он охотно удовлетворял мою просьбу) и твердым шагом направлялся к Златоустовскому военачальнику. Он встречал меня приветливо, интересовался, какие военные игры увлекают мальчиков. Полковник спрашивал, люблю ли я книги. Когда мой дядя Владимир Кузьмич уезжал в город Курган, то предоставил мне отдельную комнату и библиотеку, в которой преобладали книги русских классиков. Книги я читал запоем. С трудом можно было отправить меня во двор или на улицу, чтобы подышать свежим воздухом, — не мог расстаться с интересной книгой.

Глубокое впечатление осталось от того, что я узнал из книги «Дубровский» Пушкина. Жизнь в лесу, месть помещикам… Интересно! Я увлекся и решил набрать соучастников, чтобы мстить помещикам. Но только мой приятель Коля Мышкин присоединился ко мне. Пересказав ему содержание «Дубровского», я предложил: «Коля, давай спрячемся в ближайшем лесу около Златоуста и начнем грабить богатых». Коля согласился. Мы договорились, что запасемся сухарями и порохом. Охотничье ружье и кинжалы предполагалось взять у дяди Михаила Кузьмича. Порох охотничий мы беспрепятственно купили в лавке, продавец которой хорошо знал моего дядю. Сухари накопили. Я предупредил своего друга, что в следующий его приезд мы уйдем из дому и сделаемся «дубровскими». Все шло хорошо. Мечты заносили меня далеко. Через неделю Коля со своей матерью приехал к нам. Бабушка позвала меня в гостиную. Колина мать была в слезах. Оказывается, Коля не выдержал, рассказал своей матери о том «злодействе», на которое я его подбил. Конечно же, я получил хороший нагоняй и должен был честным словом подтвердить, что ни в какие авантюры не буду сманивать Колю, и сам в них не пущусь. Хорошо, что меня еще не лишили права пользоваться своей библиотекой.

По-иному шла жизнь в доме моих родителей на Петропавловском винокуренном заводе. Он располагался в 40 километрах к западу от Златоуста, в предгорьях Главного Уральского хребта. Вокруг завода тянулись бедные башкирские деревни. Смешанный лес, всхолмленная местность, речки Ай и Арша украшали пейзаж и создавали в этом районе здоровый климат. Приезжая летом домой на каникулы, я со своим братом и сестрой проводил здесь в играх весь день на воздухе. Собиралось много детей, живших поблизости. В сопровождении старших мы ходили в лес за грибами, ягодами. Их в лесу было в изобилии. Нравилось нам кататься на лодках. Одним словом, хорошо проводили время, и оно летело быстро. Один из моих товарищей любил складывать маленькие печи, используя известняковые камни. Потом эти печки мы затапливали. Отец, боясь пожаров, строго запрещал эту игру, и мы украдкой уходили в лес, осторожно разжигали там запретные печи.

Когда наступали вечера, мы увлекались еще одним занятием — отводили лошадей в ночное. Нам удавалось проехаться верхом, а обратно 2–3 километра шли пешком.

С большим удовольствием мы сбивали сливочное масло и вообще помогали матери. Она не признавала консервов. Различные соления, копчения заготовляла всегда сама.

Иногда отец брал меня на башкирский праздник «сабантуй». Туда его приглашали крестьяне окрестных деревень. Меня восхищали борьба, скачки и танцы. Праздник завершался угощением башкирскими кушаньями. В блюдах преобладала конина. Иногда победителю в том или ином состязании в виде приза преподносили хороший мосол конины. Победитель тут же с аппетитом съедал его.

В скачках на дистанции 20–50 километров участвовали кони из различных деревень. Каждая деревня помогала состязавшимся: односельчане подскакивали, стараясь на ходу подтолкнуть уже уставшего коня, с гиком появлялись у финишного столба.

Жизнь среди башкир позволила мне немного усвоить их язык. Когда я вырос и нес воинскую службу в Туркестане, чувствовал, что знание башкирского языка приносило мне немалую пользу.

Годы шли. Я продолжал начальное образование в Златоусте. В 1890 году меня, восьмилетнего мальчика, воспитанного в некотором смысле в либеральном духе, поразил возникший в Златоусте бунт ссыльных. Дело в том, что в конце 1889 года в Златоуст прислали несколько сот рабочих, бастовавших на каком-то заводе в центре России. Для них отвели бараки. На питание ссыльному выдавалось 10 копеек в день. Прожить на эту сумму было трудно. На работу ссыльных не брали, воровать они не могли.