11 октября, в девятом часу утра, началась артиллерийская подготовка. Она свелась, в сущности, к состязанию с артиллерией противника. Его же пехота, расположенная за речкой Слудвя, не подвергалась воздействию нашего артиллерийского огня. Спешенные части 14-й дивизии повели наступление на Ретки. Дойдя до болот реки Слудвя, они залегли: продвинуться вперед не представлялось возможным.
Рассыпав егерский батальон за рекой Слудвя, конные полки 7-й австрийской дивизии сосредоточились к северу против деревни Злакув-Косцельны. Их обнаружила 8-я кавдивизия. Вскоре конница противника еще продвинулась к северу и атаковала Злакув-Боровы. Против нее была нацелена сначала 8-я, а затем и 14-я кавдивизия. Командир корпуса возвратил им их артиллерию. Она быстро заняла новые позиции, встретила огнем атакующую конницу противника. К западу от деревни Злакув-Боровы австрийцы вечером предприняли попытку развернуться для атаки. Артиллерийский, ружейный и пулеметный огонь наших частей заставил их отойти на Жихлин.
Этим эпизодом завершились боевые действия 1-го кавалерийского корпуса, которые мы пытались обозреть объективно.
Нет сомнения, что у каждого, кто вдумается в суть Варшавско-Ивангородекой операции, в особенности у того, кто обратится к изучению документов, невольно возникнет вопрос: в чем же причина столь медленных действий сильной русской конницы, собранной на фланге 2-й армии?
Я уже отметил выше, в каком мешке должна была развертываться наша конница, не поддержанная пехотой. Невольно приходишь к выводу: как только крупные силы конницы попадали в армию, которой командовал «коренной» кавалерист, то она, конница, использовалась не в соответствии с ее ролью и значением. Такие «завзятые кавалеристы», как командующий
2-й армией генерал Шейдеман, стремились использовать конницу почти только на поле боя, не понимая ее превалирующего значения в оперативном маневре.
Все приказы, которые штаб 2-й армии посылал 1-му кавалерийскому корпусу, ограничивали его действия в ближайшем тылу противника: сначала корпус был направлен на Гродзиск, затем на Скерневице и только потом на Лодзь. Такое упорство Шейдемана продолжалось, несмотря на здравые и правильные указания, данные 16 октября в директиве № 4318 главнокомандующим Северо-Западным фронтом. В этой директиве говорилось: «Считаю несоответственным направление конного корпуса Новикова в район Блоне, Гродзиск, Брвинув, что приводит не к глубокому тылу, где этот корпус мог многое сделать, а к флангу и ближнему тылу противника, где конница будет на каждом шагу встречена пехотой противника, занимающей местные предметы».
Следует напомнить, что из бзурского мешка 14-я кавалерийская дивизия вырвалась по собственному почину, перенеся свои действия на западный берег Бзуры. За ней потянулись части 1-й Кавказской, а затем 5-й и 8-й кавдивизий. Вместо того чтобы сменить 14-ю кавдивизию пехотой в Сохачеве, ее оставили в одиночестве, возложив на нее задачу — сторожить выигранный фланг противника.
Я уже писал, к чему привела потеря Сохачева: конница жалась к реке Бзура, вместо того чтобы решительно действовать по глубоким тылам, пока была такая возможность. Когда же Макензен, укрепив свой левый фланг 11-м корпусом и кавалерийским корпусом, стал отходить на Лович и юго-восточнее от него, 1 — й кавкорпус, упустив время, оказался снова перед фронтом и без содействия пехоты не мог продвинуться вперед.
Между тем и 8-я немецкая, и 7-я австрийская кавалерийские дивизии имели каждая по стрелковому батальону. Они составляли опору для маневрирования.
Признавая бесцельное изматывание дивизий 1 — го кавалерийского корпуса, начальник штаба 2-й армии Чагин в своем донесении от 12 октября писал Орановскому: «Ген. Новиков свидетельствует о сильном утомлении конского состава, об отсутствии фуража в занимаемом им районе и об изношенности материальной части». Все это соответствовало действительности, но ведь и конница противника находилась не в лучшем состоянии.
Штаб 1-го корпуса, механически следуя распоряжениям штаба 2-й армии, не проявил достаточной оперативности и гибкости, принизил роль кавалерийского корпуса.
Что же в это время происходило у немцев? Уже 27 сентября штаб их 9-й армии отдал приказ: в случае отхода от Варшавы и Ивангорода разрушить железные дороги и шоссе.
Бесперспективная операция немцев на левом берегу Вислы приближалась к логическому концу: у них не хватало сил, а русские войска с каждым днем наращивали свои силы за Вислой и в районе Варшавы. Гинденбург с Людендорфом очень беспокоились за свой левый фланг под Варшавой. Командующий 8-й немецкой армией Макензен хорошо понимал изменившуюся на его фронте обстановку, но считал тактическое положение своих войск удовлетворительным и боялся отходом поколебать их дух. Он решил оставаться на прежних позициях, а левый фланг обеспечить бригадой Врохейма и частями ландштурма, расположив их за реками Утрата и Бзура до Вислы. Но русская конница форсировала Утрату и заняла положение, угрожающее немецкому флангу.
В эти напряженные дни, как явствует из документов рейхсархива, Макензена ввела в заблуждение воздушная разведка. Еще 3 октября она донесла, что в районе к западу от Блоне и Новы, Двур, Мазовецки скопления войск не замечено. 4 октября были разосланы секретные приказы о подготовке к отходу, разгрузке тылов и т. д. Только в ночь на 7 октября началось отступление. Если бы Шейдеман не допустил грубых просчетов, то немцам не удалось бы отступить беспрепятственно.
Из истории осеннего похода в Западной Польше известно, что Гинденбург для усиления левого фланга армии Макензена перебросил 11-й немецкий корпус. Под Сохачевом он успел оказать сопротивление наступавшей 2-й русской армии.